– Ладно, ладно! Успокойтесь. В любом случае меня разбирает не злость, а любопытство. Мне хочется знать, как это получилось, что кто-то стал истолковывать мои отношения с Бет как отношения влюбленных. Я полагаю, вам приходилось слышать, как все это началось – о том, как она и Дженайна Карлайен приехали в Тасгалу?
– Да. Полиомиелит сделал Бет калекой, а вы…
– А я вылечил ее, вы хотите сказать? Да, теперь я начинаю понимать, как появилась на свет эта история. Но в ней не все верно. У меня были кое-какие соображения по поводу методов лечения полиомиелита, которые мне хотелось бы испытать на практике, и Бет оказалась моим подопытным кроликом. Вот это действительно верно. Но есть еще ряд фактов, которые нельзя оставлять без внимания. Во-первых, несмотря на то что она выглядит трогательно хрупкой, физически Бет крепка и вынослива на зависть многим…
«Этого ты мне мог бы и не говорить», – с мрачной иронией подумала Лиз.
– А кроме того, Дженайна, благослови ее бог, всегда была убеждена в том, что все, что я делаю для Бет, – это правильно. И как мне кажется, это последнее обстоятельство, – теперь, казалось, он говорит больше сам с собой, а не с Лиз, – все время служило мне путеводной звездой, поскольку ни при каких условиях я не мог разочаровать Дженайну в ее надеждах. Что же, я не разочаровал ее, и сама Бет является очаровательным свидетельством своего полного выздоровления. И нет никаких поводов, за исключением одного, запрещающих ей выйти замуж хоть завтра.
– За исключением одного? Какого же?
– Самого важного. Она к этому не готова. Она еще слишком молода.
– Мы с ней одного возраста, – напомнила Лиз, – что же, по-вашему, я тоже не готова к замужеству?
– Как я уже говорил вам, за последние несколько месяцев вы повзрослели, не знаю уж, то ли благодаря, то ли вопреки обстоятельствам. Зато я хорошо знаю Бет. Я знаком с ней дольше вашего, и уж если вы настаиваете на этой распространенной версии ее выздоровления, в том, чем она является сейчас, частично есть и моя заслуга. И я могу видеть, что она еще не достигла уровня развития, необходимого для того, чтобы быть счастливой в браке. Она все еще считает, что для того, чтобы привлечь мужчину и привязать его к себе, ей следует относиться к нему с почтением, соглашаться с ним, льстить ему и подражать во всем.
– Я думала, что, как считается, именно это и нравится мужчинам.
– Однако это не так. Ни один мужчина никогда не захочет, взглянув на жену, всегда видеть свое отражение, а также слышать, как высказанное им мнение воспроизводится для него с помощью этакой жены-магнитофона.
– А как же тогда быть с этим: «Я намерен быть хозяином в своем доме»? – процитировала Лиз. – Многие мужчины время от времени говорят эту фразу.
– Это совсем другое. Признаю, она звучит довольно высокомерно. Но в ней заложен глубокий смысл. Быть хозяином – это включает в себя все: от желания работать ради жены до готовности сражаться за ее благо, если это будет необходимо. Это основные мужские потребности. В этом отказ мужчины поддакивать по любому поводу. Но такому мужчине не нужна и женщина, готовая во всем соглашаться с ним. И этим двоим самым важным друг для друга людям не приходится ни на йоту поступаться ни своим равенством, ни глубокой зависимостью друг от друга только потому, что они предпочтут вместе преодолеть все бури, а не дрейфовать в штиле безропотного согласия.
– Странные у вас метафоры, – несколько неуверенно произнесла Лиз, – то штормы, то штили…
Но Йейт только отмахнулся:
– Ну и пусть, зато сама мысль понятна. Суть в том, что пока еще Бет не обладает способностью самостоятельно формировать свою точку зрения. Ей нужен совет. Ей недостает искренности. Она ищет поддержки. И я должен сказать, что все это она делает с очаровательной беспомощностью. Но что касается меня, женщина, которую я захочу взять в жены, ничего подобного не должна делать, очаровательно это или нет, за исключением тех случаев, когда ей действительно нужна помощь или поддержка.
Он не собирается жениться на Бет! И в сказанном им не содержалось ничего такого, из чего можно было бы сделать вывод, что он влюблен в кого-либо еще. «Все зависит от милости богов», «женщина, которую я возьму в жены» – ведь это просто общие слова, не так ли? В них не содержалось ничего конкретного. И хотя любая попытка составить умозаключение типа «Он не любит Бет Карлайен, следовательно, благодаря этому появляется шанс у Лиз Шепард» не имела под собой никакой почвы, тем не менее подобное предположение привело Лиз на грань хрупкого, ничем не обоснованного возбуждения.
Она знала, что холодный расчет завтрашнего дня не оставит камня на камне от ее иллюзий, что еще сегодня вечером Роджер может разрушить их одним своим словом или фразой, которая скажет правду: даже в тот раз, когда он целовал ее, как объект сердечной привязанности она для него не существовала и никогда не будет существовать. Лиз почти молилась: «Ну пусть моя мечта побудет со мной хоть еще немного, ну хоть чуточку!»
– До рассвета осталось пять часов, – сказал Роджер, посмотрев на часы. – Этого времени хватит на то, чтобы слегка вздремнуть. Боюсь, что умыться вы не сможете. Вода кончилась. Но может быть, вы воспользуетесь для этой цели кремом для бритья?
– Благодарю, у меня есть чистящий крем и туалетные салфетки. Однако где же это мне «слегка вздремнуть»?
– На заднем сиденье. Во весь рост вы там не растянетесь, но заснуть, надеюсь, сможете. А чтобы укрыться, когда ляжете, вот, возьмите это. – И с этими словами Роджер протянул ей мохеровый плед.